Мой пробный бросок в сторону современной литературы вышел неудачным. Поначалу все шло довольно неплохо. Детство в Кабуле, запуски воздушных змеев, иная культурная среда, общая ностальгия. Правда, у меня последнее чувство не сработало, потому что сложно скучать по стране, в которой ты никогда не был. Тем не менее в этой части книги автору удалось создать особые атмосферу и ощущение места, правдоподобно прописать образ и психологию главного героя, пусть и неприятного. Прочие персонажи, хорошо выписанные сами по себе, лишаются своих живости и сочности, показанные сквозь мутную призму восприятия главного героя, хотя по началу это не бросалось в глаза. 
С момента отъезда из Афганистана описываемый мир начинает бледнеть и выцветать. Жизнь Амира становится одномерной, возникает острое ощущение, что кроме описываемых событий, в его жизни больше не происходит ничего. Даже о своем писательстве он говорит так, будто торгует фруктами за углом. То есть никак. Не припомню других литературных произведений, где бы столь мало и сухо говорилось о занятии персонажа-романиста. «Игра ангела» Карлоса Руиса Сафона, «Мешок с костями» Стивена Кинга — в них сочинительство приравнивается чуть ли не к мистерии, ему с готовностью посвящаются время и душевные силы. Но не в этом случае. И это человек, который все детство провел за книгами и написанием рассказов.
Дальше — больше. Повзрослев, Амир перестает развиваться как персонаж. Что в 18, что в 38 лет перед нами все тот же малодушный трусоватый бедолага, преследуемый все теми же демонами из прошлого. Благодаря чему автор легко перескакивает на 15 лет вперед по времени, нисколько не потрудившись над описанием прошедших событий и перемен. Так живой главный герой оборачивается марионеткой, во всем послушной авторской воле.
Но самое скверное начинается по возвращении в Афганистан. Если первое знакомство с Кабулом живое и приятное явно благодаря собственным воспоминаниям автора, то повторная встреча не освящается подобным присутствием. Поскольку Халед Хоссейни посетил родину уже после публикации романа, то военный Афганистан он мог описывать исключительно с чужих слов, если не газетных статей. Автор старательно живописует хаос и разрушение, страшные приметы времени, но разрозненные локации так и не складываются в общую картину. А апофеоз этой части в виде прямого знакомства с талибами просто сказочный. Упорно не могу отделаться от аллюзии, что Амир прямо как рыцарь является в логово чудовища, дерется со страшным драконом и победно укатывает в свой замок с принцессой наперевес. На этом анекдот не заканчивается. Далее мальчик, только что сокрушавшийся о своем грехе, пытается совершить еще больший грех самоубийства (причем непонятно, откуда человек, выросший в информационно обособленной среде знает о разрезании вен в теплой ванне), проезжает в солнечную страну радости без визы, после чего автор решает вовсе не утомлять читателя хотя бы упоминанием юридических разборок, и, наконец, замкнувшегося в себе ребенка приемные родители лечат покупкой игрушек и запуском воздушных змеев, как-будто психологов и органов опеки в мире не существует. Как-то все это до неприличия походит на не раз поминаемые по тексту индийские фильмы.
Среди же общих черт, тянущихся через всю книгу, первым в очереди стоит настойчивое желание автора вызвать у читателя строго определенные эмоции. Занимается он этим столь старательно, что проходит в опасной близости от черты, за которой начинается прямое манипулирование, чего лично я очень не люблю. Поначалу непрерывные грусть-тоска-печаль вполне органично сочетались с общим ностальгическим настроением. Но вот повествование идет, время и место меняются, а автор упорно гнет свою линию, практически не делая попыток внести хоть какое-то разнообразие. В моем случае результат получился ровно обратным от желаемого: вскоре надоело жалеть если не одного, так другого персонажа, и мне стали абсолютно безразличны они все.
Манеру изложения портит не только безостановочное напрашивание на эмоциональное участие. Следующим по значимости недостатком является потоком льющаяся чернуха. Изнасилования, с обязательным упоминанием крови на брюках, разрушенные здания, голодные дети, трупы, трупы, трупы... Своим обилием они превращаются из предмета ужаса и сочувствия во внешний не вызывающий отклика антураж.
Замыкают череду неудачных литературных приемов разнообразные украшательства в духе «О, если бы я только знал, что ожидает меня впереди!..» и постмодернисткие шуточки а-ля «На курсах писательского мастерства нас предупреждали об этом, но я все равно сделаю по-своему.» Во-первых, автор ими несколько злоупотребляет, во-вторых, просто пишет не на столько хорошо, чтобы эти безделушки смотрелись в тексте надлежащим образом. Эта книга вообще по большей части создана просто по правилам, а не от сердца. Швы и различные приемы, используемые для достижения конкретных целей, видны невооруженным глазом.
В общем, я искренне не понимаю, почему данный роман собрал столь много восторженных отзывов. Возможно, для Америки или Европы восточный колорит действительно является чем-то новым и необычным, но в нашей стране достаточно азиатского влияния, чтобы это не являлось такой уж экзотикой. Покрытый дымкой детских воспоминаний Кабул хорош, бытописание беженцев в новой стране тоже достаточно любопытно, однако в остальном реальная страна заменена на сложившееся у американцев представление о ней. Своеобразным культурным особенностям Афганистана уделено слишком мало места, чтобы ради них можно было простить не вызывающий интереса предсказуемый сюжет, героев-болванчиков и непрерывное давление на жалость.
5 из 10
Рецензия на LiveLib
